Табу на вожделение. Мечта профессора

Марат

Услышав ее восторженный вопль, Марат что есть мочи стиснул руль своими грубыми ручищами. До боли. До хруста костяшек. До онемения в пальцах.

Проклиная весь белый свет, Каримов категорически запрещал себе смотреть в ее сторону. Но… Он догадался о намерениях Юли, едва она придвинулась ближе. Едва обхватила нежными ладонями его лицо и потянулась к щеке.

«Ты что творишь-то, дурочка? Сорвусь же!»

Внутренности скрутило тугим узлом от ее нечаянной, но столь желанной близости. От нежного аромата ее тела (проникшего в ноздри, просочившегося в легкие, пленившего мысли и отравившего кровь) помутился разум. Каждая его мышца от напряжения превратилась в сталь.

В металлические прутья, натянутые до предела точно струны.

Сердце надрывно загрохотало за ребрами. Ему стало жарко. Очень жарко.

В груди начал разрастаться пожар. Бесконтрольный. Беспощадный.

Сметающий все на своем пути. Условности. Причины. Сдерживающие факторы и рычаги. Все рухнуло. Ничего не осталось. Только жажда.

Примитивная. Пошлая. Грешная. Всепоглощающая.

«Не смогу. Не сдержусь. Не в этот раз. Не в этот. К дьяволу все! В самое пекло! Это сильнее меня! Чертов гений, говоришь? Нет, милая! Я – чертов идиот! Придурок, который сейчас сдохнет, если ты… остановишься!»

Но она не остановилась до последнего и практически поцеловала его в щеку.

«Нет! Не так! — мысленно взревел первобытный дикарь в нем. — Мне этого мало! Если и играть в твою игру, то… исключительно по моим правилам!»

Буквально за мгновение до ее прикосновения, Марат стремительно развернулся к ней лицом. А вот малявка среагировать должным образом не успела. Не ожидая такого откровенного подвоха, она машинально прижалась своими пухлыми губами прямо к его жесткому рту. И время остановилось.

Дышать стало трудно – воздух в ограниченном замкнутом пространстве загустел. Он гудел вокруг них, словно нашпигованный электричеством.

«Твою же ж…»

Это был конец. Конец всему. Рассудок окончательно отключился. Помутился. Отказался функционировать. Подчиняясь низменным инстинктам, вся жидкость, вся кровь, что была в его организме, резко устремилась к паху. К плоти, которая восстала почти в ту же секунду.

«Так не бывает! Не бывает! Сука! Да что в ней… что в ней особенного?»

Каримов невольно вздрогнул, ощущая, как по набухшим венам, по натянувшимся жилам заструился губительный ток. Будто острыми иголками тот нещадно жалил тело, пронзал окаменевшие мышцы, больно опалял кожу.

«Бл*дство!»

последние крохи самообладания, Марат со всей дури ударил по тормозам, вжимая ни в чем

Раздраженно. Проклиная и костеря все

не более пары метров, внедорожник с громким визгом остановился. Замер прямо посреди оживленной проезжей части. Но Каримову было плевать. На все. Мир снаружи перестал его беспокоить. Перестал существовать. Он сократился до

до размера одного конкретного человека –

отстраниться с выражением

тебя за это! — транслировал он девушке собственные мысли, испепеляя и одновременно пожирая Юлю одичавшим взглядом. — Ты – моя слабость! Ты заставляешь меня чувствовать себя безвольным щенком! Глупым юнцом! Одержимым идиотом! Ведь даже… зная о тебе… самые паскудные и мерзкие вещи, я ничего не могу с собой поделать!

не соизволил даже аварийку включить. Но ему было не до них.

битого стекла напихали, Марат сокрушенно покачал головой, шумно вдохнул и… схватил ее за шею, притягивая обратно. Возвращая свое личное пространство. К своей груди, которая грозилась в любой миг разорваться под мощными ударами вконец взбесившегося паскудного сердца. Издав утробный звук, отдаленно

Бескомпромиссно. Со всей страстью,

Ее глаза (широко распахнутые и абсолютно охреневшие) посоловели. Лицо порозовело. А веки потяжелели, наливаясь свинцом. Медленно, миллиметр за

Лишить воли. Заставить подчиняться. Каримов то действовал страстно, нежно, растягивая удовольствие. То полностью терял над собой контроль, просто дурея от похоти. В те секунды Марат углублял

Потерявшись в ощущениях, она плотно прижималась к нему, впивалась ногтями в плечи, шею, голову и тоже не упускала возможности вцепиться в него своими зубами. Все, чего жаждал мужчина в такие моменты – разложить нахалку прямо здесь

ртом, когда он (собственнически зацеловывая ее шею) скользнул рукой под

только от одного этого кончить могу! Черт подери, охрененная девочка! Сладкая

скривившись, Каримов вновь заткнул ей рот поцелуем, чувствуя, что дуреет от кайфа. Что уплывает все

Однажды. Ты. Будешь. Моей. Я заберу тебя у него! Заберу!»

в которой они все еще находились посреди оживленной трассы. Нехотя оторвавшись от Поповой, он обернулся на звук. Снаружи стоял незнакомец крепкого телосложения и сверлил их обоих

стороны, Марат мог думать лишь об

ее! Черти адовы, как же

охренели? — начал без прелюдий нарушитель спокойствия. —

Каримов взбесился. Наградив дотошного мужика разъяренным

что, больше всех надо? Давно по

в тебя чуть не вписался,

ремень безопасности, намереваясь выбраться наружу, — на больничку ты

и демонстративно закрыла окно, завершая диалог. А после притянула Марата к себе и накрыла

***

Девочка!»

им с еще

под напором его каменной

призывно пульсировал, причиняя зверский

он мягко отстранил девушку от себя. Она выглядела не

«Потерпи, малая. Потерпи.»

Сядь нормально! — велел довольно строго. Но

в пассажирское кресло. В тот же миг Каримов вывернул руль и сорвался с места, умело вливаясь в общий поток. Спустя буквально две-три минуты он свернул в

В голове туман, — пожаловалась она тихо. — Вроде знакомое место, но я…

Марат собирался ответить. Определенно собирался.

Но в последний момент подался вперед и прошептал ей на ухо:

— Поцелуй меня!

Она затравленно уставилась на него и нервно увлажнила свои губы.

Припухшие и искусанные от недавних поцелуев с ним. С ним.

И от осознания данного факта кровь снова закипела в жилах.

Все его мужские инстинкты обострились в разы. Руки задрожали.

С трудом контролируя свою мощь, свою силу, Каримов быстро сдвинул водительское кресло назад до упора, максимально откинул спинку вниз и фактически сдернул Юлю с места, удобно усаживая девушку на себя.

Дабы не упасть, она инстинктивно обхватила его бедрами и вцепилась в плечи. Марат в свою очередь крепко стиснул руками ее талию и повторил:

— Поцелуй!

— Я думаю… мне кажется, мы не… ох!

Скользнув одной рукой чуть ниже, мужчина по-хозяйски смял ее ягодицу.

— Красавица! — пробормотал он, с трудом узнавая собственный голос.

Не сдержавшись, прихватил зубами чувствительную кожу на ее шее, с каким-то извращенным удовольствием замечая крупные мурашки на открытых участках ее тела. Юля задрожала в его объятиях. И явно не от холода.

«Приятно знать, милая! Приятно знать, что ты тоже хочешь меня!»

Пытаясь сфокусировать на нем свой поплывший потерянный взгляд, она часто-часто задышала. Измученно выдохнула, будто бы преодолевая саму себя. А после, судорожно всхлипнув, обхватила его лицо заледеневшими ладонями и очень мягко, опасливо поцеловала. В ту же секунду Каримов перехватил инициативу. И спустя некоторое время все вернулось на круги своя – их ласки становились все горячее, все менее сдержанными. Они будто и не прерывались. Окончательно одурев от ее сладости, Марат крепко обвил талию девушки одной рукой и нагло нырнул под ее блузку другой. На сей раз он нетерпеливо сдвинул бюстгальтер наверх, выпуская на свободу полные упругие груди. Острые пики соблазнительно торчали под тонкой тканью.

Не сдержавшись, мужчина втянул в рот одну из вершинок, посасывая ту прямо через рубашку. Юля зажмурилась и инстинктивно выгнула спину.

Затем, точно обезумев, она принялась торопливо расстегивать пуговицы на его собственной рубашке. Удавалось ей это с большим-большим трудом.

Каримов плотоядно улыбнулся и глухо пробормотал:

— Не трать силы зря! Все самое интересное гораздо ниже, милая!

Подтверждая свои слова, он чуть переместил Попову и с силой вдавил пах девушки в свою напряженную ширинку. Протяжный стон сорвался с губ.

Причем у них обоих. Застыв на долю секунды, Марат вновь обрушился на ее рот. Продолжая жадно шарить руками по столь желанному телу, он протиснул свою ладонь между ними, и… замирая от предвкушения, проник в ее джинсы. Прямо под белье. И едва не взвыл от удовольствия.

— Да чтоб меня! — хрипло. — До чего ж ты мокрая!